Бороться и побеждать!

Из выступления Генриха Сауловича Альтшуллера на пресс-конференции перед ленинградцами, занимающимися ТРИЗ [Теория Решения Изобретательских Задач].

Когда мне сказали, что надо прийти сюда и рассказать что-то интересное, я долго думал, что вас может заинтересовать, и не придумал. И решил, что я начну по порядку: расскажу историю ТРИЗ, современное состояние, возможное будущее. Я споткнулся сразу на первом вопросе. Что такое ТРИЗ? Это — группа вопросов, и первый из них — когда появилась ТРИЗ? Был большой соблазн начать отсчет с 46-го года, действительно, идея появилась в 46-м году, первые разработки в 46-м году, первые применения, испытания. Но ужасно тяжело бывает, когда думаешь наедине с самим собой. Нельзя обманывать самого себя. Я должен признаться, что сначала я действительно не считал ТРИЗ серьезным моментом ни в своей биографии, ни в системе наук: раз есть изобретатель, то должна быть и рациональная методика изобретательства, вот и все…

Другая дата — 48-й год. 48-й год интересен по крайней мере тем, что это была первая официальная заявка на ТРИЗ, поданная в весьма высокое учреждение. Мы написали письмо Сталину. Письмо было на тридцати страницах. Письмо писалось полгода. Поначалу мы считали — ну, первая страничка будет посвящена тому, насколько велика роль Сталина в ТРИЗ, дальше страниц 20 текста по существу и, наконец, заключение. Вот такая картина предполагалась. По мере того как мы копались в материалах по изобретательству, стало ясно, что не нужна ТРИЗ в СССР образца 48-го года, 46-го года. Что изобретения гибнут, и что чем больше изобретений будет сделано, тем больше изобретений погибнет, и смысла особого в нашей теории поэтому нет…

Но письмо мы все же написали, и было в нем только два абзаца, ближе к концу, о том, что методика изобретательства существует и что ее надо преподавать в вузах, и так далее.

В 48-м году нас не посадили. Все кончилось благополучно… Понимаете, мы нутром чуяли, что великий вождь народов не снизойдет до этого, он не снисходил до других более важных дел, и трудно было ожидать его делового вмешательства. Мы подстраховались. Мы напечатали еще 30 экземпляров и разослали их всем министрам, ну, скажем, по вопросу введения в вузе основ патентоведения — министру вузовского образования, итак далее. Мы получили 14 ответов. Любопытный штрих для документов той эпохи: все эти 14 ответов не содержали ни категорического «нет», ни категорического «да». То есть те, кто отвечал, допускали, что есть одна миллионная шанса, что великий вождь прочтет и скажет, что это — хорошо. Поэтому насмерть ругать нельзя, ну а о том, чтобы хвалить, не может быть и речи. «Да, в вузах надо ввести методику изобретательства и основы патентоведения… но у нас нет преподавателей, а подготовка преподавателей — большая программа, лет на тридцать-сорок рассчитанная… Да, будем стараться».

Письма наши были разосланы для подстраховки основного письма. А основное письмо где-то медленно проходило по своим каналам. Был застойный этап культа личности, решения принимались медленно, но принимались. И в 50-м году нас арестовали. Началось обычное следствие… Понимаете, 46-й год — зарождение идеи. 48-й год — дальнейшее развитие теории решения изобретательских задач, важность этого развития мы поняли наконец сами, и началась настоящая работа. 50-й год — великий Сталин получил бумагу и менее великий Берия тоже получил бумагу. Половина писем слетелась к нему в конце концов… в его учреждение. Ответная мера на возникновение новой теории. Все было неотвратимо…

Когда я обдумывал основные вехи теории, развития теории, опять-таки возникло сомнение. Дело в том, честно говоря, знаете… понимаешь головой, с самого начала понимаешь, что это действительно очень много, что это действительно то, чего не хватает людям, что это очень важно, очень нужно, очень верно… Все «очень». Но где-то в глубине души кроется сомнение, простое, обычное человеческое сомнение: если это так важно, то почему так много умных людей на протяжении многих веков не заметили этого и не сделали этого без тебя? Что, тебе лучше видно? И кто ты такой вообще?

Как бы ни храбрился автор теории, а вопросы неизбежно возникают. Вдруг что-то такое где-нибудь в Австралии кто-то издал два года назад, где рассматривал это предложение о создании такой-то теории и доказал, что это невозможно или не нужно, или создал лучшую теорию… Почему мы? Я все время считал себя человеком средних способностей… – с самокритикой все было нормально. Ну почему я? Почему не кто-нибудь другой? Пока я не мог ответить на этот вопрос и сам до конца не мог поверить в эту возможность. Помогло, как всегда… Кто мне помог, как выдумаете?…

Помогло МГБ, естественно. Нас арестовали, и дальше началась цепь ситуаций, в которых единственным оружием с моей стороны могло быть только применение теории решения изобретательских задач как ответ на… Тогда не говорили: «нарушения законности», пытками они тоже не назывались…

Ну, в общем, чтобы вам было ясно, я опущу всю эту часть, связанную с незаконными действиями властей этого ведомства… Вот ситуация. Лефортовская тюрьма. Камера метров двадцать квадратных. Две койки. Был сравнительно тихий период. Мне не понравился следователь. Все от характера… по причине плохого характера получилось. Арестовали меня, вызвав в Тбилиси из дивизии в командировку. Я в армии служил. На перроне арестовали. И я в первое время растерялся, а потом узнал, что это военная контрразведка и здесь не пытают, ну, во всяком случае, несильно пытают. Я начал сопротивляться. Я не подписал ни одного протокола, даже личного осмотра, обыска. Такого кошмарного преступника надо было посылать в Москву. Послали в Москву. Сначала государственная академическая большая тюрьма, как ее называли в этих кругах, «ТАБТ», – дом на Лубянке. Но я изобретательно сопротивлялся. И тогда в наказание более трудное — тюрьма в Лефортово.

Мой следователь… Самое неприятное, понимаете, когда твое дело ведет глупый человек… Ну не глупый, а очень ограниченный. Малышев, капитан Малышев. Полное представление о Малышеве можно получить, увидев дохлую рыбу с открытыми глазами… Я не давал показаний и более интересным следователям. Стоило ехать в Москву, чтобы признаваться во всех своих злодеяниях Малышеву. И я начал сопротивляться Малышеву. Малышев ответил… У них типовые приемы по своему ремеслу — то, что мы называем стандартами, – были сделаны давно, наверное, еще при святой инквизиции.

Он меня поставил на конвейер. Конвейер – это… Вот что такое конвейер: в десять часов ночи отбой, ложишься спать, в двадцать минут одиннадцатого вытаскивают на допрос. Допроса нет, ты сидишь в кабинете следователя, он занимается своими делами, конспектирует «Краткий курс истории партии». А ты сидишь и мерзнешь или не мерзнешь, но все равно сидишь без всякого дела. Иногда он спрашивает, как пишется то или иное слово… конспект надо творить самодеятельно. Пять часов — ведут обратно. В половине шестого ты ложишься. Приказывают раздеться, лечь… В шесть — подъем. Весь день в твоем распоряжении, в пределах камеры делай что хочешь. Вторая ночь. Спать днем не дают, я не сказал об этом, потому что это элементарно: спать днем нельзя, лежать днем нельзя. Ну вот и сидишь, ждешь вечера, а вечером все повторяется: в 10 часов отбой, пол-одиннадцатого — на допрос, и все — снова…

Первую ночь я выдержал легко. Вторую ночь было потруднее, но выдержал. А когда вернулся в камеру, то поделился сомнениями со своим сокамерником, что я вряд ли выдержу еще больше чем две ночи. Он сказал, что надо продержаться хотя бы четыре дня, потом будет выходной. Следователи берегут свое здоровье, в выходной допроса не будет. Тут я почувствовал, что не смогу продержаться. Возникла изобретательская ситуация. Надо спать и не спать. Я должен спать, потому что это мне нужно; я должен не спать, потому что это нужно охране. В одно и то же время я должен находиться в двух состояниях. Задача трудная, скорее, можно сказать, неразрешимая. Но что такое спать? Спать — это значит сидеть. Максимум, что мне разрешено, – это сидеть, сидеть с открытыми глазами. А спать — то, что мне нужно, – это сидеть с закрытыми глазами. Глаза должны быть закрыты и открыты одновременно. Простые решения типа «один глаз открыт — другой глаз закрыт» не проходят, я даже не экспериментировал. Но когда я сформулировал противоречие, дальше подействовала все-таки оставшаяся натренированность с дотюремных времен.

Задача нетрудная. Глаза должны быть открыты для дежурных, которые периодически смотрят в «волчок», целый день мотаются. Они должны видеть, что я сижу с открытыми глазами, широко открытыми глазами, чтобы сомнений не было. А мне надо широко закрыть глаза… Раз выучились в Ленинградском народном университете технического творчества, вы должны знать, что решение этой задачи чрезвычайно просто. Мы оторвали от папирос «Норд»… Это уже был не «Норд», в это время боролись за приоритеты, боролись с космополитами, это были папиросы «Север». Мы от коробки оторвали два кусочка бумаги. Обгорелой спичкой нарисовали зрачок. Я сел поудобнее. Мой приятель в момент, когда охрана отошла к соседней камере, плюнул на одну картинку, плюнул на вторую, я зажмурился, и он мне налепил глаза, вот сюда, на веки. И я замер, ожидая.

Да, есть некоторое удобство в неудобных ситуациях. Если бы я изобрел какую-то вещь, мне пришлось бы потом годами доказывать, что она нужна. А тут внедрение сразу, пожалуйста, на себе испытание… И госприемка есть. Для тех, кто не был в Лефортовской тюрьме, надо сказать, что там обслуживание всестороннее, развитое. Там рядом какой-то стенд для испытаний чего-то. Одни говорили — это испытание двигателей, конструируют новые двигатели, ставят, включают на полную мощность — до разрушения. Другие утверждали, что это труба аэродинамическая. Короче говоря, эта стерва кричала так, что можно было песни петь громко и неслышно было ничего. Надо было очень громко говорить, чтобы можно было слышать. Три-четыре дня, пока она не сломается или не затихнет по какой-то другой причине, потом снова три-четыре дня. Перерыв — и снова…

Ну вот, я сел на нары, на кровать с деревянной доской, облокотился на свернутое одеяло, подушку. Приятель нацепил на меня глаза и стал ходить по камере. Мы все обдумали заранее. Пункт второй формулы изобретения: с целью большей достоверности со спящим человеком разговаривают. И он стал задавать мне вопросы, говорить. В общем, он имитировал увлеченную беседу, что не противоречило инструкциям: пожалуйста, беседуй хоть 25 лет…

Я прекрасно выспался. Я очень хотел спать и никто мне не мешал, я трубу эту не слышал проклятую. Выспался шикарно. А ночью меня снова потащили на допрос. Я вошел свежий как огурчик. Надо было видеть моего следователя, когда он увидел, что я вошел бодрый. Я даже сделал попытку напевать что-то или бурчать. Вошел, сказал ему «приветик» или что-то в этом роде. Он обалдел. Он снял телефонную трубку и спросил у начальника охраны этажа, как вел себя человек из камеры номер такой-то, я уже не помню, какой номер. Тот, видимо, ответил, что согласно вашим руководящим указаниям не спал. И он успокоился, этот Малышев, он был недалекий человек. С ним пришлось бы минимум три курса заниматься, чтоб научить его ТРИЗ. Ну вот мы вместе провели ночь. Он то пытался задавать мне вопросы, то молча смотрел. Что-то такое произошло, чего он не мог понять. И это было для него нехорошо.

Ну, а потом, как обычно, меня отпустили, и я пошел спать. Я спал весь второй день благополучно. Изобретение было не только внедрено, но и внедрено в достаточно широких масштабах. Еще день, третий день я спал. А потом… Ну, что потом — неважно… Если первая часть этого злоключения иллюстрирует мощь методики изобретательства, то окончание довольно грустное: на методику полагайся — но и сам не плошай. Примерно такой вывод…

Мы потеряли бдительность. Приятелю надоело ходить по камере и говорить целые сутки со спящим человеком. Он время от времени перекладывал мне то руку, то ногу, поворачивал голову: уж больно спокойно и безмятежно я спал. Ну и «вертухай» – это охранник, который охраняет снаружи камеру, – заметил что-то подозрительное. Что-то он заподозрил, хотя что именно – не понял, но что это – что-то неположенное, он усек. И вдруг раздается топот сапог — он побежал вызывать корпусного, то есть этажного начальника. Сам он не имел права один войти в камеру, у него даже ключей не было. А тот тоже не имел такого права, хотя у него ключи были.

Охранник побежал вызывать своего корпусного, а пока он бегал, пока они вернулись назад, пока они открыли дверь, мой приятель быстро заставил меня встать… Ну дал мне по шее, я и вскочил. Сорвал у меня с глаз эти «глаза» нарисованные… Интеллигент… Нормальный человек скомкал бы и выбросил эту бумагу… Он взял и съел. Для конспирации… Он успел подготовиться к встрече, а я еще — хоть и с открытыми глазами, – по-настоящему я еще спал. Вбежали двое. «Вот он», – сказал вертухай. «Что он — спал?» – спросил корпусной. «Нет, он спал и не спал». Корпусной нехорошо на него посмотрел: диалектическое мышление на иерархию уже не распространялось. «Так спал или не спал?». «Конечно, не спал, – уверенно сказал мой товарищ, – как можно с открытыми глазами спать? Просто сидел, задумался». Но интуиция этих кадров была тоже немаленькая. Корпусной почуял, что здесь что-то нечисто. И они применили типовой прием номер два или двести два — я не знаю, сколько их было у них в копилке, – видно, много.

Сменили мне вертухая. Пришла женщина. Ей дали одну только нашу камеру. Мой вам совет, если вы попадетесь… и в отношении вас будут нарушать социалистическую законность или что-то аналогичное, то старайтесь избежать, чтобы за вами следила женщина. Женщину не обманешь, это безнадежное положение. Она открывала «волчок» так аккуратно, счет на микроны, наверное, шел, но она видела… Чуть-чуть приоткрывает, щель тонкая образуется, она смотрит и видит все… Мужики-охранники ходили в сапогах. Услышишь топот сапог — секунды две в твоем распоряжении, пока он появится. Можно что-то спрятать и так далее. А она ходила в тапочках, рост маленький — до оконца не дотягивалась, скамеечку ставила. Товарищ сказал мне: «Ну поспал — и хватит, теперь спать уже больше нельзя». А я привык спать, мне понравилось спать.

Возникла новая задача. Потом задач было много. Но если говорить по-честному, то, пожалуй, вот эта история впервые очень ярко показала мне, что знание ТРИЗ — это сила. Потом были другие задачи, другие… чуть не сказал — вертухаи. Все было нормально. Все было путем. Обычным. Но сам я твердо убедился в неисчерпаемости сил, потенции, резервов методики изобретательства вот на этом примере. Это было в пятидесятом году. Так что от чего вести отсчет начала создания ТРИЗ — от 46-го года, от 48-го года, от 50-го года или от последующих лет — я так и не пришел к окончательному заключению. Подумал — расскажу, как оно есть, а вы уже сами определите, когда возникло… когда впервые было сказано «а». Вот такая история…

Мы устроили снова совещание с сокамерником и пришли к выводу, что… – то есть он пришел к выводу — что теперь надо подраться со следователем. Тогда загремишь в карцер, но следователя, по местному этикету, тебе заменят. «А спать дадут?» – спросил я. «В карцере дают спать с 12 часов до 6. Такая роскошь…». «А что надо для того, чтобы подраться», – сказал я. «Ну, дашь ему в ухо, но несильно». И вот с таким напутствием я пошел драться. Первая мысль, с которой я пошел, была: чего я с ним буду драться в одиннадцать часов? В холодном карцере сидеть лишнюю ночь. Раз в карцере отбой в 12 часов, туда надо поспеть как раз к отбою. Ну, 12 часов, уже пора принимать решение. Я встал… мне никогда в жизни не приходилось бить человека там по лицу или как… Шли интеллигентские вяканья… Я увидел на маленьком столике рядом с ним графин. У меня появилась сумасшедшая мысль — взять графин и стукнуть его по голове. Он выбежал из-за своего письменного стола навстречу мне, и мы почти одновременно схватились за графин. В это время открылась дверь… ну, графин — он к себе тянул, я к себе… оба растерялись страшно… Открылась дверь, вошел Малюта Скуратов со свитой. Малюта Скуратов — это начальник отделения. Мне о нем много говорили, я его сразу узнал — без грима, в форме полковника-танкиста, ну это так, для порядка… А на самом деле — Малюта Скуратов, правда, без топора. «Что здесь происходит?» Малышев бросил графин, я бросил графин, графин упал на дорожку и не разбился чудом. Вода булькает… В тишине Малюта спрашивает: «Что здесь происходит?» Тот говорит: на допросе находится такой-то, статья такая-то, следователь такой-то. «Ну и что, – спрашивает Малюта Скуратов, – дал ли он признание в своей антисоветской деятельности?». «Нет, он запирается, отказывается сотрудничать со следствием…» – стандартный набор фраз. «А вы что скажете?» – обращается Малюта ко мне. «Я не виноват, я понимаю, что все так говорят, но если бы следователь что-то мог мне предъявить, а он не предъявляет, у него нет никаких доказательств, относящихся к обвинению, и поэтому он нарушает законность, не дает мне ночью спать, старается волевым путем выжать признания». И тут происходит чудо: Малюта Скуратов обращается к этому Малышеву: «Вы что, в самом деле не даете ему спать?» Тот на него смотрит, как… Каждый допрос согласовывался, увязывался, а тут вдруг… «Э-мэ-бэ…», – нечленораздельные звуки издает. «Вызовите конвойных». Конвойные появляются. «Идите спать, – говорит мне ласково Малюта, – вам можно спать всю ночь, спите спокойно, допроса сегодня не будет». Ну и я, благословенный самым главным, спокойно прохожу под взглядом следователя к дверям и пошел. Там уже предупреждены, что мне разрешено спать, открывают, укладывают, постель поправляют, полный сервис.

И я сижу две недели после этого со своим сокамерником, и мы не можем понять, почему, что произошло. В карцер не посадили, на допросы не вызывают… Первые двое суток я и днем спал нахально — никто не возражал. Наконец вызывают на допрос. Ведут к кабинету. В кабинете совершенно незнакомый человек. Такой высокого роста, полный, респектабельный, в гражданском костюме, вальяжный человек. «А-а… твою мать, заходи!» Зная их нравы, я понял, что был тепло встречен новым следователем. «Садись, садись сюда! Да не надо на табуретку, сюда садись». Ставит мне кресло. «Ну, теперь расскажи, как ты уел этого Малышева». Я посильно отвечаю на все эти вопросы, и только тут начинаю догадываться о ситуации, о сути. Их начальство решило убрать Малышева как слабака. Но слабак честно конспектирует «Краткий курс…», видимо, вовремя платит взносы… Придраться не к чему. И вот они ему подсунули меня, видимо, зная, что будет скандал так или иначе. Я в Тбилиси устроил московскому инспектору такую… вздрючку, то есть у них была подходящая кандидатура. Малышева этого действительно отстранили, появился у меня новый следователь, который на второй вечер сказал: «Ну, а теперь займемся делом. В чем твоя задача?» Я сказал: «Не знаю». «Твоя задача в том, чтобы как можно быстрее получить свои 15 лет и поехать в лагерь». «Почему я должен быстрее поехать в лагерь со сроком 15 лет?» «Потому что там зачеты,» – сказал он. Наврал, зачетов не было в политических лагерях. А разыграли они этого Малышева как следует. Получалось, что Малышев возился целый месяц и ничего не добился, применяя даже незаконные методы, тогда очень четко разделяли: законные-незаконные, разрешенные- неразрешенные… Малышев на меня не нападал, я на него напал, но получилось обратное. А новый за две недели сломал заключенного, тот стал говорить правду, покаялся, и все такое прочее… Он был заинтересован не в раздувании дела, а в сроках, в быстроте завершения. Поэтому они не таскали всех свидетелей, привозить свидетелей из Баку — это возня… Он меня всячески уговаривал, но уговаривал разумными доводами. Я постепенно понял, что выхода назад нет, есть только выход вперед. Надо побыстрее получить 15 лет и ехать на Колыму… На Колыму мне не хотелось, я боялся Колымы по рассказам. Поэтому мы заключили джентльменское соглашение, для этого понадобилось перейти в другой кабинет, не радиофицированный… Я даю «правдивые» показания, следователь со своей стороны обязуется не арестовывать мать, девушку. Он легко пошел на этот договор, объяснив, что ему важно выиграть в сроках. «Тебе повезло, нам надо списывать массу дел, чтобы освободиться…» Ну вот, началась новая жизнь, с новым следователем…

Жизнь разнообразна. В 54-м году приговор отменили… Приговора собственно и не было. Было решение Особого совещания, которое за все мои фокусы, включая методику изобретательства, определило мне 25 лет. А в 54-м году решение Особого совещания было отменено, и меня повезли на новое следствие. Везли через всю Россию. Воркута, Москва, Ростов, Баку, Тбилиси. Прибыли мы в Баку. Везли на «черном вороне», а по их технологии нужно было не смешивать политических заключенных и уголовников. Был разгар бакинского лета, стояла страшная жара, и в этой машине было, как в автобусе, общее помещение и две маленькие камеры наподобие шкафа, куда втискивали людей.

Меня втиснули и в соседний шкаф втиснули беременную женщину. Я не знаю, какое преступление она совершила, почему, зачем… Но я много занимался теплозащитой и хорошо представлял себе, что такое посидеть в запертом шкафу в Баку в июльскую жару. Все симптомы приближающегося теплового удара. Что раньше произойдет — либо тепловой удар, либо они кончат погрузку и свои какие-то дела и мы поедем? На ходу будет какая-то вентиляция. Женщина начала плакать. Просила открыть дверь шкафа. Охрана издевалась над ней: в меру своего остроумия дикие советы, реплики, ругань… А она раньше, видимо, почувствовала приближение теплового удара и начала каким-то изменившимся голосом кричать, чтобы ее выпустили, открыли дверь: «Жарко, жарко!»

Я никогда в жизни до этого не плакал — в сознательной жизни. Но тут у меня было что-то вроде маленькой истерики. Я слышал ее голос, слышал перебранку, понимал, что примерно то же самое происходит со мной. И меня сверлила мысль: «Ну какого черта я тратил силы и энергию, чтобы изобрести газотеплозащитный скафандр для горноспасателей, когда нужно было просто изобрести что-то такое, что помешало бы беременных женщин сажать в тесные шкафы и пытать теплом». И я поклялся, что если выживу в этой мясорубке, то уже никогда не буду заниматься методикой изобретательства, не это нужно человечеству. Нужно просто брать винтовку и идти защищать человеческие права. Вот так я бросил методику изобретательства. А в дальнейшем было еще раз пять, когда я приходил к необходимости заниматься методикой решения изобретательских задач, а потом бросал это… Жизнь сложна…

ТРИЗ — это система. Как система ТРИЗ подчиняется всем законам системного развития. С какого-то момента чисто техническая теория перешла в надсистему. Наверное, с 85-го года примерно. Главным с точки зрения исследований на мой взгляд, сегодня является не ТРИЗ, а ТРТЛ — теория развития творческой личности, которая отпочковывается от ТРИЗ. Бурно развивается ТРТЛ. Исследовано около 1000 биографий, выделены общие моменты, и получилась такая картина: всю жизнь ТЛ можно представить цепочкой ходов, шагов. Воспользуемся аналогией с шахматной партией и разыграем условную интегральную шахматную партию Творческая личность — Внешние обстоятельства. Творческая личность стремится к творческой цели, а внешние обстоятельства однозначно мешают ей. То есть, конечно, бывает, что в какой-то момент времени ТЛ получает помощь, поддержку от внешней среды, но это благополучный случай, здесь нет проблем. А проблемы вот: ТЛ сделала один ход — в ответ получила мат, три хода, четыре хода — вот такая игра… Так вот один из первых ходов называется «встреча с чудом». ТЛ очень важно выйти на свою дорогу как можно раньше, сделать это легче в 5-7-10-12 лет, чем в 55 и старше. Хотя шансы остаются, пока человек жив. Встреча с чудом — что это такое? Иногда человек наталкивается на какую-то вещь, самую разнообразную вещь, которая запечатлевается у него в сердце и накладывает отпечаток на всю последующую деятельность. На становление человека, на превращение простого человека в личность с большой буквы. Вот простой пример. Шлиман увидел книгу «Падение Трои». На обложке был рисунок — крепость, огонь, воин с мечами… Все это было настолько здорово нарисовано, что ребенок пошел к отцу и стал ему объяснять, какие он прочитал интересные вещи. Ему было 5-7 лет. Отец сказал, что это сказка, легенда, выдумка художника. Шлиман-младший не спорил с папой, но в душе затаил уверенность в том, что этого не может быть — откуда же художник знал? Короче говоря, к вечеру этого дня Шлиман принял решение посвятить свою жизнь раскопкам Трои, открыть для человечества пласт новой культуры. И он осуществил это, он шел длинным путем, но Шлиман стал Шлиманом, стал Личностью, когда ему было 5-7 лет.

Возникает проблема: нельзя ли поставить искусственный эксперимент? Нельзя ждать и рассчитывать на то, что ребенок встретится с чудом сам по себе, что ему повезет. Надо организовать такую встречу в процессе его воспитания. Разумеется, необязательно, чтобы он представлял это экспериментом, для него все должно быть естественно. Чудом может быть все, что угодно: картина, книга, музыка… Вот Бомбар [в 1952 году в одиночку пересёк Атлантический океан (4400 километров) за 65 дней, питаясь в пути пойманной рыбой и планктоном], о котором вы наверняка знаете. Он уже был зрелым врачом, когда увидел утонувших с корабля, люди погибли из-за незнания элементарных действий. И он решил доказать, что не надо бояться кораблекрушений и умирать со страху. То есть встреча с чудом или с античудом — это может произойти в любом возрасте. Но нам надо научиться осуществлять эту вещь как можно раньше. Мы взялись за эту разработку, и оказалось, что встреча с чудом — это не однократное действие. Это пакет импульсов. Встрече с чудом предшествует что-то, дающее установку на повышенную реакцию на чудо, потом само чудо, часто неоднократно. Потом третьего вида действия, которые закрепляют чудо. Теперь представьте себе разработчика ТРИЗ… Мы все время говорим: разработчик ТРИЗ, разработчик ТРИЗ, а ТРИЗ давно превратился в комплекс ТРИЗ-ТРТЛ-РТВ. Весь этот комплекс, не имеющий пока адекватного названия… Представьте себе, насколько трудно приходится разработчику, который решит: завтра я начну готовиться к постановке такого эксперимента в детском саду №5. Администрация легко идет сейчас на такие эксперименты, но какова гигантская ответственность самого экспериментатора? Жизнь человека… Встреча с чудом — на всю жизнь…

Наконец, время от начала эксперимента до конца его. Может пройти и 10 и 15 лет… Вот уровень, на котором сейчас ведутся разработки по ТРИЗ, ТРТЛ, РТВ. Поэтому нам нужно, грубо говоря, другое поколение исследователей. Рассказывают — может, это слухи, – что Моисей, выводя евреев из Египта, долго метался туда-сюда, отвлекался на посторонние дела, разные вещи… Он ждал, пока вымрет старое поколение, выросшее в рабстве. Ему нужны были новые люди, новая психология, философия народа. Примерно то же самое, да простит меня Злотин, сейчас с ТРИЗ. Надо, чтобы вымер я, чтобы вымер… Злотин, мы должны вымереть, успев создать, скомплектовать вторую ступень ракеты. Со старым мышлением, со старыми подходами, старыми привычками мы не осилим новый этап – а он качественно отличный… Поэтому для нас главная задача — формирование следующего поколения сильных разработчиков ТРИЗ, комплекса ТРИЗ.

Наступает очень хорошая эпоха в исследованиях по ТРИЗ. Оглядываясь назад, я иногда вижу такие романтические сценки, вроде глаз, наклеенных на веки. Это все было, это все так. Но сейчас впереди новая эпоха ТРИЗ. Первое поколение — это все мы… и Злотин [Б.Л. Злотин — один из авторов ТРИЗ, ныне занимается ее развитием в США] тоже. Первое поколение разработало основы, вышло на какой-то уровень, где можно… ну прорвалось в лабораторию. Но оно боится разбить лишнюю колбу, привыкло, что колба — это дорогая вещь, мама ругала… Оно не имеет той свободы, раскованности, которая нужна для истинного исследования. Нужна вторая ступень ракеты, нужно второе поколение разработчиков ТРИЗ. Мы преимущественно преподаватели, потому это был самый больной момент. Сделали мы много, и это останется надолго. Но мы преподаватели всего лишь… А теперь слово за исследователями. За исследователями смелыми, дерзкими, способными сохранить то, что важно, то, что достойно сохранения на новом этапе, и смело выбросить за борт все остальное… Вторая ступень ракеты резко отличается от первой. В утешение могу сказать, что наступит такой момент и для следующего поколения.

Чего мы хотим? Вообще, в дальнейшем, в целом. Если отбросить разные слова, попытаться свести все в единую формулировку, то получается примерно такая картина: мы считаем, что прогресс человечества зависит от концентрации талантливых людей в каждом поколении. Что чем выше в поколении процент творческих личностей — тем лучше и выше общество. Что это главный параметр, который определяет возможности общества, его перспективы, его дела, занятия. Потому что, если Эйнштейн занят работой — ему не то что не до агрессии, ему не до склок в коридоре, он не будет этим заниматься. Все изменяется. Неизменным во всей истории человечества остается вот эта способность к очищению, просветлению в творчестве.

Можно привести несколько исключений, в смысле отрицательного творчества, но все равно прогресс остается, держится он на творчестве. Человек, занятый творчеством, не может быть плохим человеком, ему неинтересно быть плохим человеком — это только отнимает время. Я увидел это в лагере…

Три года спустя…

Я перечитал эту запись, сделанную А. В. Чистовым. Мне не понравился мой рассказ. Слишком уж просто все выглядит по прошествии лет. Бедные следователи трепещут, а Альтшуллер делает с ними, что хочет. Появляется Малюта Скуратов, но даже он не страшен…

Мозг услужливо вычеркнул из сознания ужасы тех дней и ночей. В рассказе осталось лишь то, что давало силу бороться и побеждать.

Так получилось, что к моменту ареста я был в «пике формы». Мне было 24 года: противостоять в этом возрасте легче, чем в 18 или 30. У меня не было семьи. Это также увеличивало мою сопротивляемость.

И было оружие, намного превосходившее автоматы, – секреты решения творческих задач. Я несокрушимо верил в силу разума, его возможности. Это и помогло выстоять.

Июль, 1992. Петрозаводск.

Книга в подарок

Опубликована наша книга «Прорыв. Единственный путь развития бизнеса». Это бизнес-роман о производственном предприятии, столкнувшимся с «потолком» в своем развитии. Для прорыва в развитии руководству и персоналу приходится преодолеть собственные, выстраданные на опыте, но устаревшие убеждения. Читателю предлагается пройти через этот прорыв вместе с героями. Вы увидите трудности такой трансформации, осознаете природу сопротивления изменениям и реальный путь к таким изменениям.
Подпишитесь на наш Telegram-канал и получите книгу в подарок!

Получить подарок

Лидер трансформации

Уникальный онлайн-курс для руководителей, желающих понять суть управления трансформацией бизнеса, осознанно принимать точные и прорывные решения, касающиеся развития предприятия в целом, без риска неудачного завершения и потери авторитета, получить навык руководства такими революционными изменениями. Выпускники курса получат диплом о профпереподготовке.

Тренеры: В.В. Вальчук, В.Е. Краснов. Старт: 5 августа 2024 (273 часа).

ПОДРОБНЕЕ

Читайте, где удобно

  Telegram

  VKontakte

Владимир Речкалов

Редактор сайта TOCPEOPLE.COM. Переводчик материалов по Теории ограничений
Организации: «АРБ-Консалтинг», Академия Теории ограничений
Звоните: +7 (351) 245-03-03
Пишите: info@tocpeople.com